 <<< Ранее Далее>>> 7 февраля 2018 г. НЕПРИВЫЧНОЕ ДЕЛО ПРЕДСТОЯЩЕГО СЪЕЗДА Нет более легкого дела, чем дело привычное. Потому и становится оно делом общим. А вот когда внутри нашего Союза вдруг вспыхивает смута, то даже и охоты нет разбираться: кто виноват и что делать. Ведь только что были все друг для друга родными. Однако, уже появилась в № 04 "Литературной России" статья "Почему Станислав Куняев и его ближайшее окружение так боятся перемен в Союзе писателей России и готовы из всех сил вырвать для себя власть". И уже звонят мне писатели из регионов, с тревогой спрашивают: что на самом деле произошло и чего ждать от предстоящего съезда? И вот я на этот вопрос попробую ответить. В самом заголовке опубликованной в "Литературной России" статьи, на мой взгляд, допущено обобщение, которое и приводит читателей в недоумение. Потому что, с одной стороны, есть Станислав Куняев, которого мы все давно привыкли знать как человека во всех смыслах замечательного, за которого охотно мы бы проголосовали даже и как за нового председателя нашего творческого Союза. А с другой стороны, с некоторых пор есть еще и Станислав Куняев, нам пока еще не совсем привычный, который все наше уважение к нему вдруг отдал на службу писательскому олигарху Переверзину. Так что проблема тут в том, что привычный нам Куняев по причине преклонного возраста уже подумывает даже и свой журнал "Наш современник" передать кому-то более молодому (как, например, в свое время его ему передал Викулов), а не совсем привычный нам Куняев хочет побороться еще и за кресло председателя Союза. Но лишь для того он хочет побороться, чтобы в силу каких-то нам непонятных своих обязательств перед Переверзиным, уже возглавляющим два Литфонда и Международное писательское сообщество, вручить ему в управление еще и наш писательский Союз со всеми, я извиняюсь, нашими писательскими потрохами. На нашем прошлом съезде он предлагал Переверзина как "опытного менеджера" аж в председатели, но делегаты это предложение всерьез не восприняли. Поэтому, когда члены нашего правления собрались, чтобы в соответствии с Уставом принять необходимые решения по подготовке к следующему съезду, непривычный нам Куняев тоже взял слово, но - теперь для того, чтобы прочитать членам правления доклад о Переверзине как о крупнейшем современном писателе. Да, вопреки повестке дня пленума прочитал он этот доклад его участникам. И точно так же, вопреки здравому смыслу, попытался он затем объявить, что мы не готовы к проведению своего очередного писательского съезда, поскольку пока еще не готовы видеть в Переверзине ни самого уважаемого писателя, ни самого "опытного менеджера". Не буду тратить время на уточнения того, писателем какой величины Переверзин является. Когда наш творческий Союз возглавлял крупнейший писатель Бондарев, лицом нашего Союза были еще и Белов, и Распутин, и Юрий Кузнецов, и Крупин, и Личутин, и многие другие наши крупнейшие национальные писатели. Таким же, не только ганичевским, остается лицо нашего Союза и при Ганичеве. Вот и на пленуме Куняев должен был бы прочитать нам доклад не о том, какой великий писатель Переверзин, а о том, может или не может он сохранить истинную, не чиновную, а литературную иерархию внутри нашего Союза, может или не может он сохранять традицию уважения и бережного отношения к каждому таланту и поиска талантов новых. К сожалению, я не могу быть уверенным, что Переверзин, уже многие годы возглавляющий два Литфонда и одну творческую организацию, этим обыкновенным для каждой творческой организации чаяниям соответствует. На всех своих трех должностях он проявил себя лишь как лидер той узкой группы лиц, которые служат ему лично. Даже «Общеписательскую литературную газету» он создал для того, чтобы из номера в номер и сразу на нескольких полосах утверждать себя как доминантного поэта. Когда еще пока привычный для нас Куняев был избран председателем Российского Литфонда, я охотнейше согласился стать членом литфондовского президиума. Но, увидев, что роль члена президиума сводится лишь к роли статиста при директоре Переверзине, я перестал ходить на заседания президиума.
Опять же, Куняев опоздал со своим призывом спасать Союз писателей России. Мы свой Союз уже спасли. Сам президент Путин, когда началась компания по выселению старейшего писательского Союза из его исторического здания на Комсомольском проспекте, написал резолюцию: "Писателей не трогать!". Более того, уже Агентством по охране памятников культуры проделано больше половины работы по реставрации нашего писательского здания. Так что, Бог даст, писатели со всех регионов России скоро будут приезжать в свой принаряженный и необыкновенно красивый Дом, как в свой писательский Кремль. А все, кто хотел нам помочь деньгами, уже нам помогли и продолжают помогать совершенно бескорыстно, просто из любви к литературе и из уважения к нашему Союзу, а не на условиях, что должны они за свои деньги всех писателей вдруг возглавить и под себя построить. Более того, когда нам запретили сдавать в аренду какие-либо свои помещения и вынуждены были мы работать без зарплаты, все, кто у нас в правлении искал лишь "счастья и чинов", сами куда-то испарились, остались люди, относящиеся друг к другу с высочайшей степенью доверия, а к своей работе – с высочайшей степенью ответственности и уважения. И все мы теперь ходим на работу, как на праздник. А те писатели, которые к нам в последнее время сами пришли и теперь, засучив рукава, трудятся в аппарате правления (появились у нас даже две девушки в качестве волонтеров!) - все оказалась для нас людьми родными. Чего, например, не могу я сказать о Середине, который у нас работал до тех пор, пока нам платили зарплату. При всем том, что сам Ганичев в качестве председателя никогда не пытался показать себя над нами начальником (да и невозможно представить работающих в аппарате правления писателей во всём покорным офисным планктоном), Середин все время пытался начальственно надувать щеки. И я однажды не выдержал и принародно сказал ему так: "У вас проблема, чтобы у ваш жир со щек до колен стекал, а люди тут делом занимаются". Теперь он щеки надувает в качестве правой руки у всех управленческих ипостасей Переверзина. И, конечно, не стал бы я о Середине даже и упоминать здесь, но пробудил он, как декабристы Герцена, всю мою желчь к нему, когда недавно позвонил одному из наших рабочих секретарей и пригрозил, что если не проведем мы на съезде их(!!!) решения, то не признают они результаты нашего съезда и затаскают нас по судам. На великие деньги Переверзина затаскают. Увы, деньги бывают такими же разными, как и их владельцы. Такими, как у Переверзина, деньгами, могут попользоваться только такие, как Середин, писатели. Если бы Переверзин и его команда, растворившая в себе даже и, как нам всегда казалось, нерастворимого Куняева, не выказали столь красноречивого презрения к праву делегатов избирать главой своего Союза того писателя, который вызывает большее доверие, а не того, на которого они укажут, то у меня бы и не появилось столь твердой уверенности в том, что Куняев со своим Переверзиным за пазухой приготовился спасать наш писательский Союз в первую очередь от нас, писателей. Опять же, "опытным менеджером" Переверзина можно назвать по одной единственной причине: в организациях, которые он в свое время одну за другой прибрал к рукам, уже имелось очень и очень много сдаваемой в аренду собственности. А надо ли много ума, чтобы сбор денег за аренду продолжить? А вот знаменитый дачный поселок в Переделкино уже у возглавляемого "опытным менеджером" Литфонда отобран. И, видимо, по результатам работы Следственного комитета России скоро не будет принадлежать Международному сообществу писательских Союзов также и бывшее здание Союза писателей СССР ("Дом Ростовых" на улице Поварской в центре Москвы). Кроме того, как бывшего члена президиума Литфонда меня уже дважды вызывали к следователю по делу о продаже Литфондом элитной квартиры за цену хрущевки. А я даже и не слышал никогда о том, что такая квартира в собственности у Литфонда имеется. Нужен ли нам председатель, обремененный не только деньгами от сдачи в аренду и продажи общеписательской собственности, а и следственными действиями против него со стороны Следственного комитета России? Не придут ли следователи федерального уровня и в наш Союз, если изберем мы Переверзина в лице Куняева? И можно ли человеку, находящемуся под следствием, наш Союз доверять? Может быть, Переверзину нужен наш Союз в качестве спасательного круга. Или, поскольку каких только чудес не бывает, может быть, Переверзин коллекционирует высшие писательские должности точно так же, как и живописные полотна. "Третьяков собрал около 1100 работ, а я уже больше — 2000" ?– заявил он, например, со страниц "Московского комсомольца". Причем, по его утверждению, художники, картины которых он уже собрал, "пишут не хуже Поленова, Шишкина, Айвазовского, некоторые даже лучше. Если повесить их работы рядом с картинами из Третьяковской галереи, последние померкнут". Вы, уважаемые коллеги, скажете, что за бред… Например, "Не хуже.., а даже и лучше" Толстого, Тютчева, Блока могут писать лишь графоманы, а не даже Шолохов, Юрий Кузнецов или Сырнева. Они могут писать, на их уровне. Хотя и так не скажешь, потому что слово "уровень" применимо лишь в спорте. А если вспомнить игру футболиста Марадоны, то – не только ведь количеством забитых мячей он вошел в историю футбола, а и артистизмом или, проще говоря, завораживающей нас, зрителей, игрой. Потому что у каждого выдающегося мастера свой личный высокий уровень. Но если говорить о Переверзине, то тут не до тонкостей. "Я искусствовед, только без диплома. Перечитал море специализированной литературы, обошел сотни выставок, где приметил 25 стоящих авторов. Начал ездить по их мастерским — в основном это чердаки. Там легко сделать отверстия, чтобы падал дневной свет. В таких условиях реалистические вещи пишутся без искажения. Хотя и такое случается, тогда я прошу художников подправить работы, чтобы добиться максимальной подлинности", – заявил Переверзин со страниц "Московского космомольца". А вы, уважаемые писатели, хотите, чтобы со страниц "Московского комсомольца" не "искусствовед", а, скажем так, глава всех писателей страны, посмел "подправить" ваши работы, "чтобы добиться максимальной подлинности"? За какие деньги вы согласитесь на этот, прошу прощения, уровень творческой культуры внутри нашего родного творческого Союза? И потом, Третьяков не оскорблял публичными "исправлениями" автором покупаемых им живописных полотен, может быть, потому, что, как и сами художники, в поте лица добывал хлеб свой, а не сдавая в аренду нашу общеписательскую собственность? "Литературная Россия", осведомленная в деталях подготовки к водружению Переверзина на вершину нашего творческого Союза, сообщает нам: "Ради этого уже сейчас в ход идут недостойные методы. Дело доходит по сути до подкупов. Якобы от имени Переверзина некоторым руководителям региональных писательских организаций, которые по совместительству являются также уполномоченными местных Литфондов, Москва пообещала регулярно выплачивать добавки по пять тысяч. Неужели кто-то решил так дешёво купить голоса делегатов?" И еще "Литературная Россия" сообщает вот о чем: "Как говорят, задача поставлена такая: якобы Куняев сразу должен воцариться в президиуме съезда, захватить в свои руки микрофон и на правах старейшины открыть и повести съезд, навязав всем делегатам свою волю. Цель – во что бы то ни стало заполучить пост председателя Союза писателей России и тут же провести на должность первого заместителя Ивана Переверзина". А мне даже и подумать страшно о том, каково будет Ганичеву, отдавшему Союзу писателей России многие годы жизни, даже и в коляске упрямо продолжающему в главных писательских событиях принимать участие, увидеть на съезде столь явное непочтение к оставляемому им высокому председательскому креслу. Валерий Николаевич, кстати, хотел это кресло освободить еще на прошлом съезде. Но не было у нас кандидата, которого не только мы, москвичи, а наши коллеги из регионов могли бы без сомнений представить своим новым председателем. По этой причине многие из нас, в том числе и я, уговаривали Ганичева не торопиться со своим решением. Сто раз отмерь, потом еще сто раз отмерь, и только потом отрежь, если речь идет о Союзе, а не о кашемире, не о шерсти викуньи и не шелке, сплетенном пауком-круглопрядом. Новый Союз писателей России, испортив его один раз, ни за какие деньги уже не создашь и не купишь. А на этот раз и у самого Ганичева, и у всего нашего рабочего секретариата, и у всех тех многих членов правления, с которыми нам довелось эту тему обсудить, единый кандидат появился.
Даже скупо изложенная его биография не может не вызывать зависти у всех, кто сегодня хочет казаться патриотом и лидером. В погонах он с 15-ти лет. И уже в эти свои 15 лет стал он вице-старшиной суворовской роты в составе ста своих ровесников. Командиры не подписывали ему рапорт о с просьбой уйти на факультет военных журналистов. Уговаривали: на командных должностях только такие, как ты, Иванов, становятся генералами. Но он на своем настоял, пошел в военные журналисты. Пошел в военные журналисты потому, что ему, выросшему на брянщине, где свежи были предания о подвигах партизан, хотелось и погоны не снять, и писателем стать. В первый же день службы лейтенантом во Псковской дивизии ВДВ пришел он в Псковское отделение Союза писателей России. Попал к самому Бологову, которому первые его рассказы приглянулись, и начал Бологов их публиковать в областных сборниках. В Псковской писательской организации Н. Иванов затем познакомился с Ю. Курановым, В. Курбатовым, С. Золотцевым, которые стали его первыми профессиональными наставниками на литературной стезе. Он в своих офицерских погонах прошел все должности в дивизионной газете. Он же участвовал и в 8-м Всесоюзном совещании молодых писателей с повестью об Афганистане «Гроза над Гиндукушем» – в семинаре Г. Маркова и А. Ананьева. Ананьев сразу взял повесть в журнал «Октябрь», а ЦК ВЛКСМ отметил её премией им. Н. Островского. После этого Николай Иванов был приглашен в единственный в Вооруженных силах СССР литературный журнал «Советский воин», тираж которого в то время достигал 3 млн экземпляров и являлся одним из самых высоких в СССР. А через семь лет он сам возглавил этот весьма уважаемый журнал. В октябре 1993 года, после расстрела российского парламента, Николай Иванов вместе со всеми главными редакторами военных изданий был вызван в Генштаб: требовалось опубликовать материалы, воспевающие расстрел защитников конституционного строя. Поскольку к этому времени его журнал был перерегистрирован с новым названием – «Честь имею!», – то и, позвонив в пресс-службу Минобороны и узнав причину сбора, Николай Иванов сообщил, что журнал, на титуле которого начертано "Честь имею!", не может себе позволить публикацию материалов, одобряющих расстрел армией собственных граждан. Ему пригрозили самыми суровыми последствиями. И понимая, что "последствия" могут отразиться также и на судьбе журнала, Николай Иванов написал рапорт с просьбой об увольнении с должности главного редактора. Личным приказом Грачева Иванов был уволен не только с должности, а из Вооруженных сил «за низкие моральные качества». Оскорбившись столь позорной формулировкой в приказе министра обороны, Иванов написал возмущенную апелляцию. В результате его перевели на самую низшую должность «литератора» (с 28-го на 13-й разряд) и уволили личным приказом все того же Грачева, но уже по сокращению штатов и с самой маленькой пенсией. А название журнала с «Честь имею!» срочно сменили на более общее «Воин». Без дела этот, имеющий честь отставной офицер, а также журналист и уважаемый писатель, однако же, не остался. Потому что офицеры без чести требуются для разового употребления, а настоящие, даже и отставные, – каждый день (вот и в Сирии они погибают с честью). И после того, как с участием Николая Иванова был создан еженедельник «Граница России», его пригласили в налоговую полицию России создавать газету «Налоговая полиция». А в июне 1996 года он в качестве журналиста от этой газеты был отправлен в командировку в воюющую Чечню. И боевики захватили его в плен. И долгие четыре месяца томили они его в зиндане, раз пять выводили на расстрел, сбрасывали живьем в свежевырытую могилу… И, слава Богу, освобожден он был в результате спецоперации. Я нечаянно встретился с Николаем Федоровичем Ивановым после его освобождения. Вцепился в него. Ожидал услышать от него рассказы о том, какие все-таки звери эти чеченцы. "Да, и подростки, и даже женщины жалости ко мне не проявляли, – согласился со мной бывший пленник вполне добродушно. – Но пока одни чеченцы надо мной глумились, другие, рискуя собой, занимались моими поисками и освобождением. Так что ты, Коля, не особо переживай и ничего не бойся!" Не могу сказать точно, сам он пришел к нам в правление Союза писателей России со своими проектами или это Ганичев предложил ему оставить высокооплачиваемые должности и окунуться в нашу писательскую нищету. Но знаю я точно, что с его появлением сфера деятельности нашего Союза значительно расширилась. И это благодаря Николаю Федоровичу Иванову наш Союз провел выездные Пленумы в Чечне (1999 г.) и в Цхинвале (2009 г.). При этом сам он находил средства и возможности для этих теперь уже исторических поездок, сам стучался в нужные инстанции, чтобы состоящим из многих десятков писателей делегациям в горячие точки выехать разрешили. А узнал я о том, что это именно ему мы обязаны своими многими знаменитыми мероприятиями и тем, что можно назвать вполне рабочими, с хорошей перспективой, общественными связями, лишь недавно, когда стал к нему вместе с коллегами по рабочему секретариату и правлению присматриваться как к возможному нашему председателю. Нам всем было достаточно видеть, как легко и охотно он со всеми, на секретариате нами обсуждаемыми, задачами справляется, чтобы никто из нас не удивлялся, когда он сначала был введен Ганичевым в состав рабочего секретариата, когда в декабре 2016 года Ганичев возложил именно на него временное исполнение обязанностей председателя. А ведь это то время, когда одновременно с многими рутинными проблемами решался вопрос о ремонте здания и подготовке к съезду. Долгое время мы находись в тревоге, поскольку Николай Иванов долго отказывался от наших просьб стать нашим кандидатом в председатели на предстоящем съезде. И с не меньшей, чем наша, настойчивостью, этого кандидата пытался найти и он сам. Ну, не в его характере от разного рода испытаний увиливать, он, чистая и ответственная душа, как оказалось, просто сомневался, что не разочарует нас в наших ожиданиях. И, может быть, когда во время ремонта здания и подготовки к съезду ему в полной мере пришлось глебнуть обязанностей председателя, сомнений в нем поубавилось. А когда получили мы вызовы «от Литфонда», когда мы совсем уж запаниковали со своим сомневающимся Ивановым, на первом же секретариате он объявил: "Никакой паники, никаких дребезжаний. Если мне доверяете, я готов выставить свою кандидатуру на пост председателя. – А потом и уточнил: – Но при любом развитии событий для нас главное – подготовить съезд. К нам приедут люди со всей России. И мы им должны предоставить возможность решить судьбу нашего Союза!" По слухам, доходившим к нам из резиденции Переверзина, Куняев в качестве тех причин, по которым делегаты съезда должны будут Иванову предпочесть его, Куняева (с Переверзиным в довесок) Иванову будет выставлена претензия в том, что он офицер и, значит, заведет в Союзе казарменные порядки. Но если мы и заметили в Иванове что-то сугубо офицерское, так это то, что он действительно человек долга, что из тех он офицеров, которые знают не только? как надо жить, а во имя чего можно умереть. Да и первым он засучивает рукава (если хотите – идет в атаку!), когда вдруг появляется у нас работы невпроворот. Опять же, Иванову нет нужды реализовать на писателях комплексы уволенного ельцинским министром обороны офицера. Вот уже 10 лет, как ему доверено вести курсы «Бастион» для журналистов, выезжающих в горячие точки — на предмет выживания их в экстремальных ситуациях. Какой офицер не мечтает появиться не перед школьниками, а перед матерыми журналюгами в амплуа наставника с героическим опытом? И писательских комплексов у Николая Иванова не имеется. Писатель он все-таки столь талантливый, что, несмотря на его верность "узкой" военной тематике, читаются его книги не только людьми военными. И если бы я стал с сего дня публиковать ежедневно все скопившиеся за десять лет в редакционном портфеле восторженные статьи о его книгах и отдельных произведениях, то кроме писателя Иванова никто бы из читателей нашего сайта ни о каком ином писателе уже не знал, а запасы мои были бы все еще не исчерпаны. Но, например, в пасхальные дни все же опубликую я замечательную и вполне самоценную статью преподавателя Курской православной духовной семинарии, кандидата филологических наук и члена нашего Союза Марины Масловой "Проблема материнского подвига: о школьном прочтении новеллы Н.Ф. Иванова «Золотистый-золотой". Писатель, с произведениями которого преподаватели не по докладу Куняева, а по собственной инициативе знакомят своих учеников, не может не ощущать себя волне состоявшимся!
…И вот скоро состоится съезд. На съезде будет решаться вопрос о том, подчинит себе Переверзин с помощью писательского тяжеловеса Куняева наш Союз точно так же, как подчинил себе самого Куняева, или мы все-таки выстоим. Выстоим при всем том, что, как нам стало известно, делегатам нашего съезда из резиденции Переверзина сейчас по телефонам и по электронной почте сулятся и тридцать серебряников, и прочее, прочее, прочее, а также еще и прочее прочих. Известно нам и то, что если чиновники от Литфонда почувствуют на съезде свой неизбежный проигрыш, то попытаются сорвать съезд. И мы, к сожалению, сможем не только услышать гимн страны и выступления своих коллег о проделанной работе и о том, как надо нам жить дальше, а и увидеть на сцене Большого зала ЦДЛ, где будет проходить съезд, свой собственный майдан с захватами трибун и микрофонов. Куняев не просто доложит, как на пленуме, о том, сколь велик писатель Переверзин, а уже и кинет весь свой скопленный им за многие славные для нас десятилетия авторитет этому майдану под ноги…. Может быть, кинет потому, что у Переверзина пока еще нет в личной коллекции управляемых организаций старейшего и, смею сказать, русского и воистину многонационального писательского Союза. А может быть, бросит потому, что Следственный комитет России литфондовцам уже так прочно уселся на хвост, что им просто деваться некуда. Но об этом я даже не буду гадать, потому что это не уровень нашего предстоящего съезда. Нам же ничего не остается иного, кроме как ответить своей спокойной сплоченностью или, точнее, нам надо всего лишь сохранить Союз писателей России как организацию не абы какую, а творческую. |
| |
|
| |||||||
