 Далее>> 11 января 2014 г. Что год наставший нам готовит? Обыкновенная телекамера, безучастно запечатлевшая то небольшое пространство, где в последние минуты уходящего года оказались рядом наш Президент и немногочисленные представители простых граждан, сотворила художественный символ современной России, по изобразительной и смысловой глубине достойный стать в один ряд со "Свободой на баррикадах" Делакруа, с «Красавицей Осомэ из дома Абура-а» Утамаро и с "Рабочим и колхозницей" Мухиной. Разумеется, в том, что мы увидели на своих телеэкранах, не одна телекамера была виновата. Ибо и простые граждане оказались в кадре не по своей воле, и Президент, видимо, не сам решал, из Кремля или из восточной окраины бывшей Империи произнести ему текст своего новогоднего поздравления. Тут и служба безопасности, и дорогостоящие кремлевские пиарщики должны были постараться. Может быть, после очень долгих межведомственных согласований Президенту была приготовлена в качестве политической мизансцены для поздравления некая иная географическая точка. Может быть, это сам Президент в последний момент вдруг назвал Дальний Восток, а соответствующие службы вместо того, чтобы опять все взвесить, стали меж собою соревноваться в льстивых оценках этой нечаянной президентской инициативы. То есть, как бы то ни было, но у новогодней телекартинки все-таки имелся предварительный замысел, в соответствии с которым должна была называться она, например, так: "Торжество единения власти с народом"; или более кратко: "Народность власти"; или, допустим, более пространно: "В новый 2014-й год власть России вступила с ощущением единства своей судьбы с судьбою народа". Но все дело в том, что законы физики не меняются под воздействием даже самой массированной пропаганды. И телекамера с холодным безучастием отобразила то, с чем Россия 2014-й год встретила. В результате мы увидели Президента, делающего вид, что накануне он сгорал от нетерпения поздравить народ с Новым годом и сказать ему самые важные, самые обнадеживающие, сыновние (а как же!) слова. И еще мы увидели народ, по просьбе режиссирующих телекартинку спецов терпеливо дожидающийся окончания церемонии. Так что когда в соответствии со сценарием по окончания речи Президента народ с воодушевлением должен был проскандировать: "Россия! Россия", то получилось удручающе нестройно и без охоты. Но это еще не всё. Даже когда зазвучал Гимн Российской Федерации, то по-прежнему Президент оставался сам по себе, а народ - тоже оказался от президента отдельно стоящим. А ведь именно совместное пение Гимна родной, любимой страны и объединило бы Президента с народом, несмотря на разницу в их, мягко говоря, материальном благополучии и в их личных перспективах на будущее. Мне, например, приходилось преодолевать даже самые застарелые неприязни к кому-то из той компании, в которой я оказывался, если вдруг все начинали петь какую-то драгоценную для меня песню. Даже и, бывало, руку на плечо неприятному этому человеку положишь и именно с ним в ладу эдак душевно пропоешь: А для м-м-меня пр-р-риде-о-от война, На фронт германский я сбер-ру-уся… И все неприязни истаивают в этом святом переживании наших все-таки общих высоких смыслов. А тут не просто любимая песня. Тут - Гимн! Тут и смыслы – самые главные! Обычно меня начинают душить восторженные слезы, когда вижу я на телеэкране наших хоккеистов во время звучания нашего родного Гимна. Кто-то из них поет, а кто-то и молчит, но ведь и молчит громче, чем тот, который поет. И лицо у него не разглядишь, всё оно в дрожащем мареве его величайшего волнения, все оно горит огнем его высочайшего переживания! Да и как не переживать, как не заблестеть восторженными слезами, если ради величия своей Родины этот хоккеист весь выложился, весь изошел потом, если за три тайма он ни на секундочку не расслабился, если до этого во время тренировок он себя не жалел! Но, с другой стороны, телекартинка новогоднего поздравления получилась куда более мрачной, если бы Президент и народ вдруг запели единым дружным хором или, как хоккеисты, себя не помня и эдак в разнобой. Сам не знаю почему, но моя интуиция подсказывает мне, что было бы еще хуже. В итоге, пока звучал Гимн, Президент переминался с ноги на ногу и даже изо всех сил придавал лицу не скучающее выражение, – как тот теплохладный муж, которого набожная жена таки ж заставила отстоять хотя бы один молебен. А вот народ, как всегда, показал себя весьма и весьма терпеливым. Стоял, не шелохнувшись, ни одним мускулом лица не дрогнув, словно бы ни рука его, ни нога его не устала от приданной ему уже самой судьбой и на века вперед неподвижности. И в этом неподвижном и бесконечно терпеливом стоянии ему уготовано исчезнуть с лица земли. Ибо уже во всей Европе только Белоруссия продолжает оставаться тем традиционным национальным государством, в котором под национальной безопастностью подразумевается сбережение всего народа, а не одна только личная безопасность финансовых элит и их счетов в банках. Уже только в Белоруссии власть собственных свободных граждан не пытается заменить на добровольных рабов из голодных пространств. Это хорошо понимали и Президент, и народ, когда они изображали телекартинку единения. И я уже без традиционного для последних предновогодних минут пафоса и с таким же, как у народа, терпением, новогоднюю картинку смотрел, а затем слушал бой курантов и понимал, что с каждым их ударом становится все более глубокой та пропасть, которая народ и власть разделяет. |
| |
|
| |||||||
