николай-дорошенко.рф

Блог

<<< Ранее         Далее>>>

19 июля 2017 г.

О "ШИНЕЛИ" ГОГОЛЯ И ПРОЧЕМ

Приближение 100-летия со дня превращение сословного Российского государства в социальное, обнажило много противоречий в современных оценках этого события, оказавшего влияние, в том числе, и на ускорение социализации наиболее развитых европейских государств. Причем, спор вызывают не, например, факты принуждения Николая II к отречению от власти и неспособности привилегированных сословий, к отречению монарха принудивших, создать новую систему власти, а отношение к советскому социальному государству, как к результату смуты.

Вряд ли имеет смысл пытаться из нынешних полярных суждений о нашем советском прошлом вычленить некую примиряющую позицию или правду. Да и что было, то уже давно прошло, а уж если интерес к прошлому стал обретать такую остроту, и если одни нас пугают нашим советским прошлым, другие с этим прошлым не хотят расставаться, то это лишь потому, что одним в нынешнем постсоветском государстве жить хорошо, а другим – страшно.

Зато есть много сходства в ожиданиях февраля-октября 1917 года и в ожиданиях периода горбачевско-ельцинских "реформ".

Например, в 1917 году никто особо не сожалел об отречении Николая II потому, что все российское общество даже и в условиях войны, когда вроде бы общенациональная задача была ясна, ощущало себя в историческом тупике. Даже монархистам в виде Союза русского народа, Русской монархической партии и Объединенного дворянства вдруг стало казаться, что для выхода из тупика нужен более деятельный и решительный монарх (хотя и при всем этом они Временным правительством были на всякий случай запрещены). А конституционным демократам, представляющим элиты наиболее развитых регионов, хотелось вместе с новым монархом во власти присутствовать. Эсерам же, идеалом которых было крестьянское справедливое государство, а так же меньшевикам и большевикам хотелось не упустить свой шанс.  Да даже и великие князья Николай Николаевич, Георгий Михайлович, Александр Михайлович, Борис Владимирович, Сергей Михайлович и принц Александр Ольденбургский заявили о своей поддержке Временного правительства. И особое внимание я хочу обратить на то, что и Святейший правительствующий Синод Православной Российской Церкви в лице митрополитов Киевского Владимира и Московского Макария, архиепископов Финляндского Сергия,  Литовского Тихона, Новгородского Арсения, Гродненского Михаила, Нижегородского Иоакима, Черниговского Василия и протопресвитера Александра Дёрнова 9 марта 1917 в своем Обращении «К верным чадам Русской Православной Церкви по поводу переживаемых ныне событий» заявил так: "Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на её новом пути". В это же время в тексте государственной присяги для лиц христианских исповеданий было включено обязательство "служить Временному правительству" и из привычного «За Веру, Царя и Отечество» было убрано упоминание Царя.

Столь же единодушно и, я бы сказал, более беспечно ожидало перемен советское общество во времена Горбачева и в самый начальный период правления Ельцина. Потому что никто не сомневался в нерушимости своих социальных прав. Никто не был против заявленных Горбачевым "социализма с человеческим лицом" и "гласности". Мало кого пугали и ельцинские "реформы", поскольку ожидалось, что его стремление превзойти Горбачева в "дружбе" с Западом лишь приблизит стандарты советского социального государства к стандартам таких же социальных западных государств.

Вот только разница в результатах смуты 1917 года и гобаческо-ельцинской реформы оказалась существенной.

Да, были среди актива февральской и октябрьской революций 1917 г. антироссийские элементы. Но через 24 года – к 1941 г. – наша страна и своей экономической мощью, и вооружением, и общим уровнем образования, и профессионализмом управленческих кадров уже была способной противостоять половине объединенной Гитлером Европы.

А вот значение агентов иностранного влияния из "крючковского списка" времен Горбачева оказалось для нас фатальным. Более того, при Ельцине роль советников уже в открытую исполняла агентура ЦРУ. В результате вся "реформа" свелась к плановому превращению нашей сверхдержавы в "бензоколонку", если иметь ввиду её экономическую базу, и в "банановую республику", если судить о характере её политической власти. Хотя с 1991 года, когда не стало СССР, прошло уже 26 лет.

Вот и получается, что если из антисоветских страшилок вычленить всё красноречие и оставить лишь голую суть, то в остатке увидим лишь стремление нынешней власти и её пропагандистской обслуги оправдать совершенное против нас преступление. И главный аргумент тут, конечно, возможен только один: социальное государство родилось в кровище гражданской войны и репрессий против "врагов народа", а значит оно преступно, а значит и постсоветское государство социальным не должно быть.

И не трудно угадать, почему особую ненависть у нынешних антисоветчиков вызывает Сталин, а не такие же скорые на расправу Ленин или Троцкий. Если результатом сталинского "37-го года" стало государство, в котором с каждым годом общий уровень жизни и социальной защиты повышался, то результатом "шоковой терапии" и террористических методов "накопления первоначального капитала" (кто сосчитает убитых и "заказанных" коррупционным судам?) стала страна с горсткой счастливцев, её богатства присвоивших и прибыль вкладывающих лишь в личную недвижимость за рубежом, а с другой стороны – с массовой нищетой, с вымирающими от безысходности русскими селами, с удушающими честный бизнес кредитными условиями, с суицидной культурой, с с унижающем человеческое достоинство качеством прав и свобод, с намертво захлопнутыми социальными лифтами, с коррупционной властью и прочая, прочая…

То есть, всякий честный разговор о прошлом и настоящем России невозможен потому, что в нем одни должны оправдать свое предательство и разграбление страны, а другие должны им ласково, чтобы не присесть в тюрягу за экстремизм, дать понять, что все же дальше так жить нельзя.

Но одно дело, когда идет межвидовая борьба, скажем так, внутри пищевой цепочки, и другое дело, когда даже наши православные прихожане начинают делиться на фракции, каждая из которых уверена, что Бог именно на её стороне.

Например, в православных социальных сетях иногда можно встретить сторонников "православного социализма", которые акцент делают на социализме, а не, например, на социальном опыте современных апостолам православных общин. Но доминировать у православных авторов стала точка зрения, что душу спасти может только человек, к страданиям других людей абсолютно равнодушный, всякую несправедливость к себе и другим встречающий со смирением, эдакий нравственный аутист, погруженный в молитвы. И вряд ли таких верующих надо подозревать в манихействе, что-то взявшем от христианства, а уж свой нравственный аутизм позаимствовавшем у буддизма. Обыкновенные они конформисты, пытающиеся быть угодными и Богу, и власти, какою бы она развращенною ни была.

В этой связи особенно красноречива опубликованная в журнале "Фома" (№ 2, 2017) статья Ливии Звонниковой "Изнанка шинели. О чем же на самом деле повесть Гоголя?".

Статья была написана и впервые опубликована уже давно, но, оказывается, более всего пригодилась в год 100-летия второй русской смуты.


Оформление к статье Ливии Звонниковой

Пересказ автором сюжета «Шинели» у меня вопросов не вызывает: "Мелкий чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин переписывает бумаги в департаменте, с кротостью сносит насмешки коллег, довольствуется малым. Но вот у него приходит в негодность старая шинель, и он вынужден приобрести новую. Копит деньги, отказывает себе во всем — и в итоге становится счастливым обладателем новой шинели. Но счастье длится недолго — Башмачкина, возвращающегося ночью из гостей, грабят, отнимают шинель. Он пытается хлопотать перед высоким начальством, чтобы помогли вернуть шинель, получает суровую отповедь, простужается, заболевает и умирает. Но после смерти становится привидением и по ночам отнимает шинели у прохожих: мстит за свою обиду. Ограбив таким образом генерала, отказавшего ему в прошении, привидение исчезает. Вот, собственно, и все".

Далее автор обращает внимание на то, что "Критики (и в первую очередь Виссарион Белинский)" восприняли гоголевскую повесть " как жесткий социальный памфлет, как голос в защиту униженных и оскорбленных. Бедного Акакия Акакиевича трактовали как жертву несправедливой социальной системы, страдающую от бюрократии и произвола. После Гоголя эту же тему (страдания мелкого чиновника от бессердечия чиновников крупных) разрабатывали многие русские писатели. Известный литературовед Дмитрий Чижевский (1894–1977) в 1938 году опубликовал работу «О повести Гоголя “Шинель”», в которой насчитал более сотни рассказов и повестей на эту тему".

И далее: "…хотя советской власти нет уже четверть века, в современных школах чаще всего по инерции говорят то же самое. Вот и думают семиклассники, что Акакия Акакиевича потому следует жалеть, что он — жертва несправедливой власти".

И предлагает автор новое, уже не "советское" толкование "Шинели", из которого следует, что Гоголь как человек глубоко верующий писал вовсе не социальную притчу, а духовную, о том, как  "кроткий, смиренный, почти что безгрешный человек! — может впасть в грех, стать рабом своих страстей и погибнуть духовно".

Автора смутило то, что Акакий Акакиевич не справился с горем, связанным с утратой шинели, и после смерти стал мстить людям.

"Умирает тело, но душа умереть не может, – делает вывод автор православного журнала "Фома". – Однако вне покаяния она вознестись к Богу неспособна, и потому призрак Акакия Акакиевича мечется в ледяном пространстве пустынного города и в злобе своей мстит всем подряд.

На первый взгляд эта месть кажется торжеством справедливости, но если вдуматься, то какая уж тут справедливость? Напротив, Гоголь достаточно ясно показал, чем обернется для человечества торжество «последних», которые стали «первыми». Бунт опустошенного человека страшен. По сути, Гоголь рисует здесь образ будущей русской революции, и мы слышим ее лозунг «Грабь награбленное!» В финале повести Гоголь показывает, как «преобразует мир» духовно опустошенный человек: «…и под видом стащенной шинели сдирая со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели». Тут уже слышатся крики героев из поэмы Блока «12»: «Эх! Эх, без креста! Тра-та-та!» Неслучайно на следующий день после завершения своей поэмы Блок записывает в дневнике: «…страшный шум <…> во мне и вокруг. Этот шум слышал Гоголь»".

Но в чем же каяться Акакию Акакиевичу?

В том, что единственной, спасающей от холода шинели ему хватило для счастья?!

Или каяться ему в том, что он, жалея о пропаже шинели, всего лишь обратился к высокому начальству за помощью?

Но тогда каждый нищий, не смиряющийся с нуждой и просящий у нас копеечку, тоже великий грешник?

И душа его тоже "вознестись к Богу неспособна"?

Автору не может придти в голову, что если Акакий Акакиевич, лишившийся теплой шинели, вдруг простудился и умер, то, может быть, Господь сжалился над ним и навеки упокоил его душу.

И откуда у православного журнала суеверная уверенность в том, что душа умершего своевольно может превратиться в призрак, мстящий своим обидчикам?

Гоголь часто использует суеверия в создании смысловых метафор. У него в "Вие" ведьма летает в гробу, из щелей в стенах храма выползает всякая нечисть, но это только для того, чтобы читателю стало ясно, что если бы Хома не испугался и сохранил веру в силу молитвы, то и не погиб бы. Точно так же и вовести "Шинель" жалкий Акакий Акакиевич, после смерти превращается в мстящего демона. Но это уже не об Акакии Акакиевиче, это уже то предостережение самого Гоголя от катастрофы, которая, как об этом догадался Блок, нагрянула в 1917 г.

То есть, "страшный шум" революции приближали не столько грехи Акакия Акакиевичи (а кто безгрешен! И, конечно же, любовь к теплой шинели не должна быть большею, чем любовь к Богу, и горе не должно быть большим, чем смирение), сколько грехи виновников его обмеленья души – тех, кого его нищета не ранила, кто над его нищетой и кротостью насмехался, кто за него не вступился.

Наши провластные православные пристально вглядываются в современных Акакиев Акакиевичей, чтобы успеть уличить их в недолжном смирении. А в сторону ненасытных и бессердечных нуворишей они стараются даже и не глядеть то ли из боязни, то ли даже и в уверенности, что у солидных господ есть свой "солидный господь".

Фото Владимира Р. Легойды.
Главный редактор журнала "Фома" Владимир Легойда


Биография

Проза

О прозе

Статьи

Поэзия

Блог

Фотоархив

Видео

Аудио

Книги

Написать письмо

Гостевая книга

Вернуться на главную

Вернуться на главную
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Система Orphus

Комментариев: